От щук до ротанов

Друзья все хотят найти какую-то легендарную лужу, где, по их сведениям, обитает ротан-богатырь до кило весом

Цель – ветлужские щуки. Поскольку едем на один день, то я везу с собой в кане живцов – сорожек и окунишек, пойманных у города. Мои товарищи собрались за окунем. А сын Иван по своему малолетству готов ловить любыми снастями, но больше носится по льду, а если и ловит, то путает леску, которую потом приходится распутывать на всех ветрах и морозах стынущими пальцами.



Боровская

Промелькнули Озерки, Козьмодемьянск заморгал огоньками вдали на высоких волжских буграх, но мы уже свернули на Юринский тракт. За речушкой Сугрюм поворачиваем в лес, и вот она – Боровская, бывшая деревня-поселок, попавшая под затопление. Впереди виднеется остров, дальше – белая целина зоны затопления, утыканная перелесками сухих стволов, вмерзших в лед. Мне приглянулась вереница деревьев и пней-выворотков, тянущаяся, по всей видимости, по краю ямы. Идем с Ванькой туда. За нами Саша поспешает, проверяя время от времени блесной встречающиеся коряжники. Сергей с Михаилом остались блеснить в ближайшем от машины леске.

У выбранных деревьев-коряжин народу немного. Все блеснят. Саша, едва сел на место, сразу зацепил окуня граммов на триста. У меня появляется искушение: мол, да ну их, эти жерлицы, возиться только, когда люди уже серьезную рыбу ловят!.. Но решаю все же поскорее выставить снасти, а там и за блесну взяться можно будет. Ванька, между тем, таскает неплохих окунишек на мормышку. Пробуриваю первую дырку в прогалине, похожей на реку или протоку среди леска. Больно уж заманчиво выглядит место, словно щучья дорога. Но глубина не больше полутора метров. Решаю все же оставить здесь пяток жерлиц. Помнится, в одно время на Дубовой самые крупные щуки на пуд попадались именно на смешных глубинах до двух метров, тогда как на шестиметровых яминах на крючки жерлиц «вешались» лишь «щипачи» до килограмма.

Остальные жерлицы выставляю за кромкой леса, на широком ледовом плато. Глубина здесь почти везде одинаковая – около трех метров.

Первый «подъем» случился почти сразу, в девять часов. Вскинулся флажок и катушка, крутанувшись, замерла, затем, сделав пару оборотов, закрутилась безостановочно. Подбегаю и выдергиваю щучку килограмма на два с половиной. Первая! Ванька прыгает у рыбины, но фотографироваться соглашается нехотя. Не любит, толстовец, рыбы и мяса, особенно щучьей слизи, морщится, словно бяку держит…

Вынимаю тройник с помощью зевника и экстрактора. Заглотала надежно. Видимо, брать будет в этот день. Не раз случалось, когда апатичная и вялая щука лишь стучала по живцу, а пойманная срывалась уже на льду, едва зацепленная тройником. И тогда падали с рыбины на лед зеленоватые сонные пиявки. В таких случаях и катушка, бывало, не вращалась. Только по натяжению лески и вялым толчкам чувствовалось, что рыбина мнет живца, щиплет. Сейчас же все указывало на то, что рыба двигается активно: после хватки сразу идет куда-то в свои коряжья-заповедья, на ходу заглатывая живца.

Сидящий по соседству Саша время от времени выдергивает на блесну окуньков, случается, и с рукавицу. Блесна у него сработана местным умельцем, что торгует на рынке. Хищно изогнутая, она оснащена не впаянным одинарным крючком, а крошечным тройничком с бусинками. Работает, бестия!.. У меня удачней получается на мормышку с цепочкой, что «кандалами» зовется. Она хоть и безнасадочная, но окуни почему-то об этом не знают и лучше хватают с подсадкой мотыля.

Отвести душу с удочкой не удается. Опять – подъем!.. И так же уверенно вращается катушка, а на леске упирается щучка за килограмм. Тот же почерк: чуть ли не в желудке рыбины оказывается тройник. Изголодались они тут, что ли?..

Сергей с Михаилом подошли к нам, когда выволакивал из лунки очередную щуку.

– Брось обратно, хапуга! – слышу веселое с оттенком зависти. – Какая по счету?

– Третья… А у вас как?

– Весь коряжник издырявили. Пусто.

Друзья приметили Сашину возню с окунишками и расположились неподалеку. Заклевало время от времени и у них.

Серый вялый день с небольшим снежком вдруг стал цветным. Разорвало тучи, выглянуло солнце сквозь прогалы, заголубело небо. Но все эти изменения, казалось бы, к лучшему, на самом деле принесли лишь мороз и ветер, приходящий бешеными порывами и несущий снежные заряды, которые сбивали нас с ног и облепляли снегом. Окунь перестал брать.

– Поехали ротанов ловить, – заявляет Сергей, складывая удочку-блеснилку.

– Куда?

– В Коротни. Там у Жареного бугра под берегом тихо должно быть, да и берет головешка в любую погоду.

За ротанами так за ротанами. Тут все равно не усидеть на морозистом ветру, дующем словно в аэродинамической трубе.

Едва начал собирать жерлицы, как одна из них вдруг «выстрелила». Есть! Четвертая и последняя в этот день щука, хотя кто его знает, может быть, еще бы одна-другая зацепилась, не уезжать если…

Коротни

Возвращаемся к Волге. Минуем старый погост, церквушку, в которой когда-то и ночевать приходилось. В те застойные, лживые, но по сути добрые еще времена пускали иногда в церкву неспокойных шебутных рыболовов отогреться да до утра подремать на матрасе под высоким куполом и строгими взорами святых. Грешен, даже как-то выцедили с другом под матрасом, таясь, бутылочку «беленькой», только чтоб батюшка не заметил. Хоть и с устатку, но не хотелось обижать, подводить доброго пастыря.

Свернули, между тем, на дамбу и понеслись по ней к Жареному бугру, оставляя за собой снежную пыль. Под дамбой на льду болотин сидят кое-где рыболовы, спрятавшись от ветра. Хоть и откачивают сочащуюся сквозь дамбу воду насосные станции, но все равно вода находит дорогу, образуя в низинах озерца-болотины. Первыми такие болотины обживают караси и ротаны-головешки.

Друзья все хотят найти какую-то легендарную лужу, где, по их сведениям, обитает ротан-богатырь до кило весом.

– Был такой, – объясняет охотно тоже городской рыболов, йошкар-олинец, которого мы встретили на последней перед Жареным бугром луже. – Водился и здесь, прямо вот у этого камыша, – он широко поводит рукой по чахлой болотной растительности. – Но, видимо, выловили всего крупняка. Сейчас только такой попадается, – он было широко развел руки по известной рыбацкой привычке, но, пристыдившись, свел их до размеров среднего окуня.

– Ну, такой бы ловился, и то хорошо, – философски замечает Михаил.

– А на что ловить-то собираетесь? – вопрошает рыболов.

– Так на мотыля, на что же еще?

– Не-е-т, ребята, он здесь к салу привык, и с мясцом чтобы. Держите. Здесь на всех хватит.

Он протягивает кусочек свиного сала с прожилками мясной мякоти.

– Спасибо, – неуверенно говорю я и делю «насадку» с товарищами. Читать-то читал, что современный ротан обнаглел от повышенного к нему интереса в последнее не очень рыбное время и перешел на мясной рацион, но ловить самому еще не приходилось. Если так дело пойдет, то этот головешка скоро окромя бифштекса с кровью да черной икры ничего больше видеть не захочет на крючке.

Насаживаем на мормышки по кусочку сала и опускаем в готовые лунки, которых тут набурено множество. Саша ловит на блесну, тройник которой тоже наживляет салом. Есть! Первый головастик-ротан взял именно у него, на блесну. Клюнуло и у меня, а потом кивки задергались у всех. Даже Иван «выдрал» крупного ротана и шарахнулся было от невиданной рыбины, но потом приноровился и принялся дергать головастиков как ни в чем не бывало. Ротан брал с ладонь, реже крупнее. Мы, по всей видимости, уже опоздали к «раздаче слонов»…

Ловили до темноты, и, наверное, брал бы и ночью жадюга-ротан, но нам пора.

Дома в который уже раз убедился, насколько вкусна и нежна эта неуклюжая рыба-ротан, гроза водоемов и надежда российских рыболовов в век высоких технологий, электроудочек и всеобщего начхательства на природу…

Источник: Московский Комсомолец