Плотву за рыбу не считали

Тоня – 1) участок водоема, специально оборудованный, для ловли рыбы закидным неводом, а также часть берега, прилегающая к этому участку; 2) круг работ на таком участке от постановки невода до вылова рыбы; 3) невод с уловом после одной закидки.
(С.И.Ожегов. Словарь русского языка)

Тоня – 1) неводное рыболовное заведенье и самое место это; 2) один залов, одна закидка, одна тяга невода.
(В.Л.Даль. Толковый словарь живого великорусского языка)

Если пройтись как-нибудь рано утром или вечерней зорькой по прекрасным набережным Петербурга, то можно обратить внимание на стайки рыбаков-любителей, терпеливо сидящих на берегу со своими нехитрыми снастями. Это места, на которых, как правило, когда-то стояли так называемые «тони». Сегодня мало, кто знает, что это такое, а в XVIII и XIX веках, тоня была заметным явлением в экономической и общественной жизни города.

В те далекие времена в Петербурге насчитывалось 18 тоней. Из их числа особенно славились так называемые «Под елями» на Крестовском острове князей Белосельских-Белозерских, «Золотая» у Канонерского острова и тоня на Черной Речке, у одной из самых красивых дач Саввы Яковлева, ротмистра кавалергардского полка, ежевечерне устраивавшего там попойки с песнями цыган, громовой музыкой и блеском иллюминаций. Довольно известными были и тони Тулубьева у станции Финляндской железной дороги, и тони Дерябина у морской казармы на Малой Невке. И у старого сельдяного буяна, на берегу Большой Невы, у дома, принадлежавшего тем Синявиным, имя которых так дорого русскому флоту.

Уже шесть лет администрация Приморского района совместно с редакцией журнала «Спортивное рыболовство» проводит у 1-го Елагина мостика на Большой Невке открытый Чемпионат по спортивному рыболовству на поплавочную удочку, не подозревая, что когда-то здесь, в Старой Деревне, напротив Шишмаревской дачи, тоже была тоня. Кстати, тут и сегодня неплохо ловится крупный лещ и язь. Еще были тони напротив Псковского подворья набережной Васильевского острова, так называемые «монастырские».

Но, несомненно, самые выгодные для рыболовства тони были устроены во времена Екатерины II на взморье. Тони эти, доходившие числом до десяти, принадлежали лоцманам петербургского гребного порта. Они были устроены для них казною в признательность за верную службу. Со времени основания Петербурга лоцманы, природные финны - первоначальные жители этих мест, проводили по шхерам Финского залива иностранные суда. Жалованье их было столь скудным, т.к. кормились они от щедрот иностранных шкиперов, что такое вознаграждение даже получило характерное название - «получить на рукавицу». Потомки этих стариков-лоцманов совершенно обрусели и впоследствии осели на Подзорном острове, где занялись исключительно ловлей и приготовлением миног.

Устройство хорошей тони с вбиванием свай, установкой плотов и постройкой двух домиков (в одном живут рыбаки, а второй - для приезжих посетителей), кроме лодок и неводов, ежегодно обходилось в 500 - 600 рублей.

Рыба ловилась мотнею сажен в 300 длины и 3 - 4 ширины. Закинутая мотня опускалась стеною от поверхности воды до дна. Сверху мотни плавали деревянные поплавки, а снизу подвешивали каменные грузила. Мотню тянули на берег с помощью ворота, который приводился в действие поденщиками.

Смотря по значимости, на тоне работали от 20 до 50 человек. Рыбаки эти не члены какой-либо рыболовецкой артели, а одинокие наемники, преимущественно с приволжских деревень. На сезон они нанимались за жалованье от 25 до 40 рублей с хозяйскими харчами. Что же ловилось тогда в светлых водах Невы и ее протоках?

В 1891 г. Петербург с дружеским визитом посетила французская эскадра под командованием адмирала Жерве. По этому случаю в Петербургском речном яхт-клубе 20 июля для офицеров французской эскадры был устроен особый праздник с гребными гонками гигов-четверок, одиночек яликов и челноков. После обеда присутствующим было предложено совершить прогулку на паровых катерах на елагинские тони, где после обильного улова разной рыбы с осетром (да, да, я не ошибся - еще в конце XIX века в Неве вовсю ловился осетр) и шестью лососками всем присутствующим была предложена жженка.

Адмирал Жерве выразил яхт-клубу благодарность за прекрасный праздник, который, по его словам, навсегда останется в памяти французских офицеров. За этот прием командор яхт-клуба Михаил Ильич Кази позднее удостоился ордена Почетного легиона, а адмирал Альберт-Альфред Жерве, большой сторонник сближения Франции с Россией, был избран почетным гражданином Кронштадта.

А я добавлю, что тогда в Неве водился не только осетр, но и стерлядь! В связи с этим, еще во времена Елизаветы Петровны, любившей, как известно, в постные дни рыбный стол, вышло высочайшее повеление, чтобы «экземпляры осетров и стерлядей, пойманных в Неве или взморье, были представляемы содержателями тоней к высочайшему двору». При этом замечу, маломерные стерляди, привезенные ко двору, отпускались обратно в воду. Об этом же в гостевой избушке свидетельствовала специальная «плакарда», извещавшая почтеннейшую публику, что содержатели принимают заказы на «счастливые тони», но в случае изловления осетров и стерляди рыбу эту редкую обращают в свою собственность, а потому заказчики тони никаких споров не должны заявлять!

Редкий петербуржец в то время в течение лета хоть раз да не побывал на тоне с развеселой кампанией. Из числа любителей «пробовать счастье» на тоне особенно славился сахарозаводчик Александр Иванович Политковский, прозванный за расточительность и богатство «петербургским Монте-Кристо». Такие любители не стояли за ценой - и за каких-нибудь десять тоней платили «радужную».

- А вообще, что стоит закинуть тоню?

- Разно, барин! Когда рыба идет - рублей 8 - 10, под вечер – рублей 5. А вот теперь и за рублик закинем - рыба идет плохо. Вот уж и черемуха цветет, а рыбы все нет. Но, Бог даст, пойдет!

Петербургские рыбаки издавна знали эту примету и были наготове. Рыболовный сезон начинался в мае с лова корюшки, ряпушки и миноги. Здесь надо заметить, что до открытия навигации ни одна лодка - ни рыбака, ни перевозчика, ни обывателя - на Неве появиться не могла. За этим строго следила полиция.

Открытие навигации - это целый ритуал, утвержденный в свое время самим основателем Петербурга Петром Великим. Вот как ее описывает «Кронштадтский Вестник» в №46 за 1889 г.: «Сегодня, ровно в полдень, совершился традиционный церемониал переезда коменданта через Неву. От Адмиралтейства вышли навстречу коменданту капитан над портом и два катера с командами. С Выборгской стороны к Петропавловской крепости спустились начальник речной полиции, 20 легких финляндских пароходиков и штук 60 перевозных яликов с гребцами в красных рубахах.

Среди Невы, перед Зимним дворцом, вся эта флотилия приветствовала коменданта. Катер с крепостью обменялись салютами, взяв взаимно весла на валек, причем яличники также поднимали свои весла вверх по военному.

С пристани Зимнего дворца комендант отправился во дворец для доклада Его Императорскому Высочеству, главнокомандующему войсками гвардии и Санкт-Петербургского округа Великому Князю Владимиру Александровичу».

До официального открытия навигации «никто не мог выехать на Неву не только оттого, что запрещалось, но и потому, что раньше коменданта не успевали. У коменданта был раньше других готов катер, гребцы были надежны, и отвагой и искусством щеголяли».

Лишь только судоходство делалось свободным, как на Неве и взморье оживали тони. Во время хода рыбы на каждую тоню приходилось до 50 пудов корюшки и ряпушки, а иногда - и больше. Остается только удивляться, каким образом вытаскивалась такая прорва рыбы? Ведь невод порвется!

- Ништо, барин! Сперва рыбу вычерпаем сачками, потом уж и сети вытащим…

Корюшка была особо любима петербуржцами. Мясо ее нежно и вкусно - и неудивительно, ведь эта маленькая, изящная рыбка «принадлежит к особому роду семейства лососевых». С ее приходом над городом надолго повисал нежный огуречный запах.

Для ловли же миноги употреблялись так называемые бураки, или морды, которые привязывались к шесту штук по 20 и опускались на дно реки. Бурак состоял из конической трубки около аршина длиною, которая делалась из бересты и лучины. Бураки опускались на ночь, их количество только в устье Невы иногда доходило до десяти тысяч.


Изловленная минога поступала в руки «миножников». Еще живые миноги погружались в слабый рассол, в котором они тотчас же засыпали, после чего их выкладывали рядами на железные решетчатые жаровни - до сотни в каждой. Готовые миноги помещали в бочонки и обливали уксусом, сваренным вместе с перцем и лавровым листом.

С 15 июня рыбаки начинали заниматься исключительно ловлею красной рыбы, особенно лососей, известных под названием «невских», и предпочитаемых всем другим лососям, т.е. свирским и ладожским. «У прочих лососей мясо темно-багровое с карминным оттенком, невская лососина отличается мясом нежно-розового цвета и серебристой с отливом кожей».

«Плотву же за рыбу и не считали, попавшую в невод обыкновенно выбрасывали в воду».

Кроме миножников, с вечера на взморье появлялись еще мережники. Каждый мережник - сам слуга и хозяин: что наловит, тем и живет.

Все воды на Неве, начиная от Охты и до взморья, сдавались в аренду. И всякий желающий ловить рыбу в этом районе платил откупщику по 25 рублей с лодки. Обыкновенно на каждую лодку приходилось до десяти мереж. Мережи, как правило, изготавливались в деревне Рыбацкое - по цене 2 рубля за штуку. Опущенная на дно, мережа лежит в воде в виде колоссального конуса, напяленного на обручи. Одужье и обручи делались из рябины, которая не только упруга и крепка, но и не намокает в воде, как другие деревья.

Летом, во время рыбного сезона, рыба свозилась для продажи на рыбную биржу у Симеоновского моста. Туда же рано утром, часа в четыре, устремлялись покупатели. При этом здесь происходили занимательные сценки.

Вот молодой продавец в чуйке обращается к барыньке:

- Хорошая молодая барышня, пожалте - возьмите какой-нибудь рыбки. Вот окуньки, ершики, подъязки.

- А почем будут у тебя ершики? - спрашивает барыня у рыбака.

- Ершики-то? Извольте, сударыня, самые свежие. Только что от Толбухина маяка приплыли.

- Да почем десяток?

- Да уж, сударыня, вот все возьмете, - указывает рыбак на бадеечку, - тут никак десятка два будет, а не то и больше. Уха выйдет сторублевая!

- Да, тут и ершики мелковаты, да и окуньки имеются.

- Ерши, сударыня, рыбка небольшая, потому ему Бог такой возраст дал, а что окуньки, так плавают вместе, вместе и в ушку пойдут.

- Ерши-то не все шевелятся, есть и уснувшие.

- Что вы, что вы, сударыня! - Рыбак дергает бадью, заставляя ершей шевелиться. - Извольте видеть: ерш самый живой, вона как трепещет!

- Так сколько стоит-то?

- Да разве что копеек 25, да и то только с вашей милости, а то бы больше просил!

Только что привезенная рыба разбиралась нарасхват. Обыкновенно здесь корюшка и ряпушка продавались от 3 до 8 копеек за десяток.

По свидетельству, приведенному М. Вишневским в статье «Рыболовство и рыборазведение» в 1905 г., вся область русского рыболовства условно делилась на Северный бассейн, куда входили Ледовитый океан и Беломорье, Северо-Западный (или Балтийский) бассейн и Южный бассейн, состоящий из Черного с Азовским морей на западе и Каспийского на востоке.

Ледово-Беломорский бассейн давал столько пудов рыбы:


лососевых 120000;
сельдевых 1000;
тресковых 500600.
Балтийское рыболовство давало:

осетровых 5000;
лососевых 6000;
сельдевых 1440000».
Ну, а богатства рыбы Каспийского моря с его притоками - Уралом и Волгою - превосходили в то время «не только все моря, омывающие берега России, но и вообще все моря с их бассейнами по всей Европе».

Такое обилие рыбы, естественно, порождало спортивный азарт у петербургских рыбаков-любителей. «Поймать лосося удочкой, - говорил, со слов Терлецкого, классик российского рыболовства Л.П.Сабанеев, - составляет славу и гордость охотника; это все равно, что убить льва. Как дикий конь, почувствовав первый раз во рту уздечку, кидается он в стороны, напирает со всей силы против течения или кидается стрелой на поверхность и, выкинувшись со всего размаха, ударяет по ней могучим хвостом. Не только поймать самому лосося, но и смотреть со стороны на борьбу охотника с этим силачом доставляет истинное удовольствие».

В некоторых районах столицы проводились состязания среди рыбаков-любителей. Прошло такое состязание удильщиков и в районе Лахты (сейчас Приморский район) у деревни Бобылька на реке Юнтоловка. Тогда собралось всего 9 любителей, говорит корреспондент газеты «Дачник» (№9 за 1909 г.), «…у каждого по две удочки. Первый приз - золотой жетон, взял врач Левицкий, поймавший 7 окуней, 6 ершей, подлещика и щуку. Второй приз – сотню сигар, получил студент Фокин (8 ершей, 3 окуня и щуренок). Англичанин Мош, поймавший щуку в 8 и ¾ фунта весом (авт. - более 3,5 кг), получил в виде приза золотую булавку».

Спортивное рыболовство" №3 Март 2008